|
ГЛАВА
VI.
Странствующие рыцари
В мирное время рыцари не оставались праздными:
верные клятве вспомоществовать утесненным и уничтожать вредные обычаи,
они странствовали по долам и горам, отыскивая приключения и везде
справляясь, соблюдаются ли добрые обычаи. Таким образом, первые годы их
рыцарского звания посвящены были путешествиям в дальние страны, к
чужеземным дворам, чтоб сделаться совершенными рыцарями. Зеленый цвет
платья - символ надежды - свидетельствовал о их молодости и храбрости. У
разных народов и у отличнейших рыцарей перенимали они разные способы
переламывания копья. Чтобы испытать себя и поучиться, они домогались
чести померяться с этими мастерами своего дела.
Но полезнейшие для
них уроки были на войне, где служили они добровольно, стараясь стать на
сторону правого. Они изучали также церемониальные обычаи и этикеты
каждого двора. Желание отличиться храбростью, талантами и знанием
приличий побуждало их знакомиться с знаменитейшими принцами и
принцессами, рыцарями и дамами; они старались узнать их историю и
заучивали их лучшие деяния, чтоб по возвращении на родину передать все в
поучительных, занимательных и приятных рассказах.
Кроме
беспрестанных случаев участвовать на турнирах и в войне, странствующим
рыцарям приходилось иногда, в местах уединенных, наказывать злодеяния,
обуздывать насилие и быть полезными; таким образом осуществляли они те
чувства справедливости и великодушия, которые им были внушены. Всегда
готовые на помощь несчастному, на покровительство и защиту слабого, они
слетались со всех сторон, когда дело касалось исполнения их обета. Часто
несколько рыцарей, собравшихся при каком-нибудь дворе, при котором их
пожаловали рыцарским званием или при котором они просто присутствовали
на торжественных празднествах, соединялись и целым обществом задумывали
странствия, называвшиеся поисками (quetes), или для отыскания
какого-нибудь исчезнувшего рыцаря или дамы, попавшей в руки врагов, или
для другого более высокого предприятия. Герои, переходя из страны в
страну, проезжая леса, не имели при себе ничего, кроме необходимого для
собственной защиты оружия; они кормились единственно охотой. Вбитые в
землю плиты, специально приготовленные для них, служили им кухней; на
плиты эти клали они убитых ими козлят, которых прикрывали другими
камнями, и таким образом выдавливали кровь; соль и некоторые пряности,
единственные их запасы в дороге, составляли всю приправу.
Чтобы
вернее захватить врага - цель их поисков, пни разделялись на небольшие
отряды из трех-четырех человек, меняли или прикрывали свои гербы чехлами
для того, чтобы их не узнали. Год и один день - обыкновенный их срок
для окончания предприятия. Но данной ими клятве они обязаны были,
возвратясь домой или в сборное место, откровенно рассказать о своих
похождениях, промахах и бедствиях.[1]
У странствующих рыцарей
трубадуры и романисты заимствовали свои чудесные рассказы, в которых
старинные предания, иногда в основе своей истинные, перемешиваются с
вымыслом пылкого и поэтического поображения.
Маршанжи в тесной рамке
соединил некоторые замечательнейшие похождения этих удальцов, которых
можно назвать Тезеями и Геркулесами средних неков.
"Случалось, что
паладин под вечер подъезжал к опушке леса; сквозь вершины деревьев
высились зубчатые башни и серые донжоны огромного замка с блестящими от
солнечного заката стеклами. Чтобы узнать, кто владелец этого жилища и
где к нему дорога, он расспрашивал угольщиков, лошади которых гам и тут
бродили по лесу, пощипывая папоротник, проскурняк и звеня
колокольчиками. Но вопрошаемые молча переглядываются; наконец, один из
них объясняет ему, что этот замок, издавна всеми покинутый, населен
привидениями и духами, что каждую ночь в нем слышны зловещий крик и
протяжный вой. Рыцарь приказывает вести его туда, оставляет у первых
ворот замка оруженосца и коня и мечом пролагает себе путь между
крапивой, репейником и обломками, покрывающими двор и крыльцо.
На
половину уничтоженные зеленой плесенью остатки гербов свидетельствуют,
что когда-то это жилище было обитаемо благородной семьей, и паладин
вздыхает при размышлении о том, как много великого быстро исчезает в
этой юдоли бедствий; он садится на камень античного окна и любуется
томным блеском луны, играющей на верхушках деревьев; в ночной тиши среди
этих романтических и пустынных мест слышится гармоничное пение соловья;
вся природа в восхищени.
Но вдруг в зал, где рыцарь бодрствует,
ворвался вихрь; окна с шумом затворяются, в средней двери показывается
привидение; храбрец без страха и укора вынимает свой меч, направляется
прямо к призраку| преследует его по кривым коридорам и извилистым
лестницам; видение отступает; наконец, он лицом к лицу с этим
таинственным врагом; он чувствует, что под ним спускается подземная
дверь; еще минута - и он в обширном подземелье, освещенном четырьмя
лампами.
Тут - фальшивомонетчик скрывает от взоров людских свою
преступную работу, боясь, чтобы предательский звук не отдал его каре
законов; с каждым ударом маятника, содрогаясь от ужаса, он готов бы
задушить раздающийся звук, он готов бы уничтожить эхо звонких сводов;
волосы его становятся дыбом, а в испуганных глазах отражается страх
будущего наказания. Храбрый рыцарь выводит его из логовища и передает
жителям страны, которые долго после этого рассказывают путешественникам
об имени и подвигах полуночного рыцаря (chevalier de minuit).
Но
более гнетущая забота зовет странствующего рыцаря. Приближаясь к городу,
он слышит ужасный звон колокола - или набат, или звон по умершему; он
спрашивает молодых прачек, развешивающих на ветлах белье, что значат эти
печальные звуки колокола, и узнает, что добродетельная дама обвинена в
преступлении и будет сожжена живьем, если рыцарь мечом не докажет ее
невинности[2].
При таком известии паладин дает шпоры своему коню,
въезжает в печальный город. В смрадных и грязных улицах ни души,- он
летит на площадь; она покрыта бесчисленной толпой, в середине -
судилище, на нем восседают в траурном одеянии местные судьи, против них
главный исповедник и монахи с крестом и факелами в руках; с одной
стороны костер[3], возле него сидит жертва; с другой стороны -
обвинитель, гнусное чудовище, который мстит оскорбленной им женщине за
ее к нему презрение; он возводит на нее собственное преступление.
Взоры
рыцаря уже оправдали обвиненную; он называет обвинителя лжецом,
предателем, обманщиком и настоятельно требует доказать это поединком не
на тупом оружии, не на легких копьях, но на оружии остром, поединком на
смерть.
Он бросает на землю свою перчатку. Противники, пешие, с
открытыми лицами, вооруженные мечами и кинжалами, приближаются, делают
крестное знамение и бьются. Справедливость одерживает верх, вероломный
падает и признается в преступлении. Тогда судьи поля (juges du camp)
передают труп герольдам, которые влекут его на грязной плетеной решетке
(1а claie fangeuse)[4]. Доспехи его повешены на позорный столб, потом
рассечены на части и обесчещены, шпоры сломаны на навозе, а сам он
похоронен на не освященном месте, как обыкновенно поступают с
клятвопреступником, бесчестным и вероломным рыцарем.
Спасенная дама
не успела еще придти в себя, а рыцарь уже покинул город. Горожане
провожают его криком: "Добрый рыцарь, мы молим Бога, да исполнятся твои
желания!"
Во время таких благодетельных странствий рыцарь отдыхал
сладко в замках, где удерживал его радушный прием. На воротах и башенных
шпилях подобных замков ставились золотые шлемы - условные знаки
гостеприимства и пристанища, готового для странствующих рыцарей. Таков
был обычай, и пока существовало рыцарство, все дворяне и благородные
дамы выставляли шлемы на высоких местах своих замков, чтобы
странствующий рыцарь мог войти в чужой замок также смело, как в
собственный[5].
Приближается рыцарь - трубит рог, опускается мост.
Дамы спешат на крыльцо - встретить странника и поддержать ему стремя[6];
потом они ведут его в зал, брусья которого испещрены гербами и цветами.
Пажи подают ему мыться, распускают ремни его доспехов и мягкими тканями
отирают пыль с мокрого чела. "Добрый рыцарь,- говорят ему,- будь здесь,
как дома, и если что тебе не по нраву - распорядись по-своему, ибо с
этой минуты ты здесь хозяин".
Пажи тотчас же рассылаются и именем
своих господ приглашают владетелей замков, подвассалов и окружных
шутников отпраздновать прибытие рыцаря в веселом и приятном обществе.
Вскоре являются в красивых платьях графы, знаменные рыцари, сенешаль
(senechal - "предводитель дворянства"), аббат, менестрели и музыканты.
После
обеда, в сумерки, начинают плясать (baller) и забавляться. Трубадуры
играют на мандолине, на шампаньской арфе, кельнской флейте, линьонской
волынке. Между тем странник, сидя на скамейке, рассказывает старожилам
свои похождения, учитель и богослов спорят, а придворный шут, пробираясь
за креслами, старается смешить шутками и.побасенками.
Рыцарь,
отведенный в приготовленную для него комнату, находит розовую воду для
омовенья, потом высокую соломенную и пуховую постель с надушенным
фиалками изголовьем. Пажи подают ему вино на сон грядущий и разные
лакомства. На другой день, в минуту отъезда, рыцарь удивлен: паж
подносит ему шелковую ткань, драгоценности и золото и говорит: "Добрый
рыцарь, вот дары моего господина, он просит тебя принять их из любви к
нему; кроме этого, под аркой колокольни готовы два парадных коня и два
мощных жеребца для тебя и твоих людей. Господин мой вручает их тебе за
то, что ты посетил его в его замке."
Такие подарки принимались
охотно, потому что они льстили рыцарской гордости, а давались они для
того, чтобы хоть чем-нибудь быть участником в подвигах и похождениях
рыцаря.[7] Это был тайный договор, с общего согласия подписанный
вежливостью и радушием того времени. Благородная мысль, рыцарская
мечтательность внушали щедрому владельцу, что частица сокровищ, выходя
из его рук, может обратиться, через этого рыцаря, в семя доблести и
славы. Он предчувствовал, что его золото, облагороженное прикосновением
рыцаря, утешит вдову и неимущего, выкупит пленника, обует странника,
построит корабли, на которых паладин поведет дружину к блестящим
победам. Он надеялся сказать себе когда-нибудь: "Может быть, рыцарь был
на моем коне, когда рассеивал неприятелей; может быть, моим мечом он
опрокинул великана или вождя сарацин; может быть, в моем доме соткан
плащ, в котором рыцарь был на турнире!"
Но если во времена
феодальной анархии, во времена беспорядков, несогласий, насилия
странствующее рыцарство оказывало важные услуги, то понятно, что оно
могло быть только преходящим и должно было существовать только до той
поры, пока существовала причина, его породившая. Поэтому, лишь только
общество, к концу средних веков, стало обращаться к порядку, а в новых
государствах основалась и устроилась полиция,- независимый, отважный и
причудливый характер странствующих рыцарей мог лишь затруднять
правительства, а не служить им. С тех пор государи стали заботиться, как
бы истребить в рыцарстве - карателе обид - все то, что было отмечено
неожиданностью и причудливостью; они старались подчинить это учреждение
духу порядка и дисциплины, что более согласовывалось с современными
требованиями общества. Так мало-помалу исчезло романтическое рыцарство;
оно слилось с рыцарством историческим. Его пережили на долгое время
военные игры, турниры и поединки, которые пользовались покровительством
государей для развития ловкости, мужества и рыцарской отваги. |
